Лион ИЗМАЙЛОВ

[navan]

Чума бубонная

 

Платинский и Дашаянц рассказали мне массу историй из своей медицинской юности. Вот одна из них.

Было это в начале шестидесятых годов. Дашаянц ночами подрабатывал в больнице. Ездил на вызовы в

Раменское. Было такое село в черте Москвы. Сейчас это район на юго-западе.

В те времена там стояли бараки, народ жил полугородской-полудеревенский. Однажды вызвали Дашаянца к

козлу. Позвонил какой-то дед и сказал, что "заболел унук". Дашаянц приехал и вместо "унука" увидел

бородатого козла. Дашаянц сначала хотел устроить скандал и уехать, но дед взмолился. *** - кормилец. Дед

дает козла всей округе покрывать коз. "Что я буду делать, если он сдохнет?" - причитал дед. "Сам будешь

покрывать", - в сердцах сказал Дашаянц и стал осматривать козла. Для начала посмотрел козлу прямо в глаза.

*** не отворачивался, а смело смотрел в глаза Дашаянца. Дашаянца это удивило. Он считал, что животные

должны отводить взгляд, когда человек, особенно такой умный, как он, Дашаянц, смотрит ему в глаза. Но ***

не знал, что Дашаянц такой умный, и упрямо взгляда не отводил, а главное, не говорил, что у него болит.

Упорно молчал, не отвечая на вопросы Дашаянца, то есть абсолютно игнорировал доктора. Дашаянц

ощупывал несчастное животное и в конце концов выписал ему наугад аспирин и касторку. А в рецепте

написал фамилию Козлов.

Дня через три к Дашаянцу пришел дед и поставил ему бутылку. Козла долго несло, но потом кормилец ожил.

Кроме коньяка дед принес Дашаянцу банку козьего молока. Но Дашаянц от молока отказался наотрез,

поскольку хорошо помнил, что его пациентом был именно ***.

Вот так жизнь шутила с Дашаянцем, но бывало, что Дашаянц сам шутил в этой жизни.

Так он однажды от скуки под утро, когда сдавал дежурство, записал в книге вызовов: "чума бубонная" и адрес

наугад - улица Строительная, дом 3, квартира 8.

Утром составляли сводку и бездумно переписали "чума бубонная" - одна штука. Сводка по своим каналам

поступила на Соколиную гору. Там начался переполох. Стали звонить на место происшествия. В больнице по

книге подтвердили - чума бубонная.

На Соколиной горе началась паника. В последний раз здесь о такой болезни слышали в тридцать втором году.

Никто не знал, что делать. Барак по адресу Строительная, дом 3 был оцеплен. Срочно вызвали войска и сделали

наружное оцепление. Проезд и проход через Раменское был запрещен. С баграми наперевес, в плащах и

противогазах медики вошли в барак. Выбежавшая в коридор тетка увидела страшилищ и грохнулась об пол.

Другая заголосила: "Граблют!"

В одной из каморок в полутьме обнаружили какого-то мужика, лежащего в углу на кровати. На все вопросы

мужик отвечал мычанием.

"Видно, доходит", - решили медики и приступили к делу.

- Фамилия! - кричали медики из коридора, боясь войти в комнату.

В ответ слышалось мычание.

- Что чувствуете? - кричали медики.

В ответ опять мычание.

Наконец, минут через пятнадцать расспросов с кровати послышались довольно отчетливые матерные слова.

"Бредит", - решили медики. Баграми стащили мужика с кровати и, завернув в брезент, погрузили в машину.

Машина с воем унеслась. Всех остальных срочно эвакуировали, а барак спалили армейскими огнеметами.

Мужика привезли на Соколиную гору, и поскольку уже забыли, что делать с бубонной чумой, запихнули его в

изолятор, а сами стали листать учебники. Кроме того, послали за профессором, который в двадцать втором

году написал статью по чуме и мирно доживал свой век на даче в Быкове. Пока старичка везли, мужик в

изоляторе протрезвел, стал буянить и кричать, что разнесет весь вытрезвитель к такой-то матери, если его не

соединят со всем остальным коллективом алкашей.

Старичок профессор, услышав из-за двери эти крики, сказал, что поставит диагноз, не входя в изолятор, что и

сделал, определив, что это точно не чума бубонная, а, судя по запаху перегара, обычная "Московская" за два

двенадцать. Была такая цена на водку.

Причем специалист оказался такого высокого класса, что взялся даже определить характер закуски, но этого

уже не требовалось.

На всякий случай мужика продержали в изоляторе дня три, давая ему каждый день опохмеляться. После чего

выпустили, но он уже привык к чистому изолятору и в барак возвращаться ни за что не хотел. Тогда его

перевели в общую палату, где он благополучно заразился дизентерией и еще месяц провалялся на Соколиной

горе, после чего намертво завязал с пьянством.

Но это было потом, а пока что стали разыскивать Дашаянца. Нашли его к следующему дежурству, когда он

наконец вышел на работу и сознался в своей проделке. Его, естественно, лишили диплома, правда, всего на три

месяца. Но он эти три месяца жил припеваючи, поскольку к нему с бутылками приходили бывшие жители

барака, получившие ни с того ни с сего новые квартиры. Дарили ему подарки, называли благодетелем, а одна

женщина даже попыталась поцеловать ему руку, но Дашаянц не дал, сказав, что именно она немытая.

Приходили к нему жители и других бараков, предлагали большие деньги, просили написать холеру, оспу или

хотя бы проказу, но Дашаянц ни на какие взятки не соглашался и говорил, что шутит только ради чистого

искусства. Сейчас Дашаянц кандидат наук, получает сто восемьдесят рублей в месяц и жутко жалеет, что не

взял тогда деньги. Такого успеха в медицине он уже никогда больше не имел и иметь уже не будет. Поскольку

работает он в реанимации и со своих пациентов не может получить ни копейки. Как только они приходят в

себя, их тут же переводят в другие палаты, к другим врачам.

[navan]

Фиктивный брак

- Смотрю я на вас и думаю: что у вас за жизнь, у семейных!

- Но вы ведь тоже, кажется, женаты? И даже знакомили меня со своей женой...

- Я? Да что вы! У меня же фиктивный брак. Стал бы я жениться на ней!

- А мне показалось, что ваша жена симпатичная.

- Да нет, она красивая женщина, но все равно брак фиктивный.

- А свадьба у вас была настоящая?

- Настоящая.

- И "горько" кричали?

- Конечно, я сам кричал.

- И вы целовались?

- А как же не целовались! Надо же было, чтобы никто не догадался, что брак фиктивный. Да нет, в

принципе, она хороший человек, но вот походка...

- Некрасивая?

- Не то слово. Такое впечатление, что она все время подкрадывается ко мне.

- Простите, а какое значение имеет ее походка, если брак фиктивный? Что вам, ходить, что ли, куда-

нибудь вместе?

- А как же! В кино, в театр, к родственникам, к друзьям. Надо же, чтобы никто ни о чем не догадывался.

- Так, значит, вы к ней приезжаете, а потом вместе идете?

- Куда приезжаю? Я у нее и живу.

- Вот так в одной квартире и живете? Это же, наверное, очень неудобно?

- Конечно, неудобно. Она, муж ее тут же рядом... Между нами говоря, муж-то ее и зарабатывает мало...

Слабо зарабатывает.

Кто он, муж-то ее?

- Да я, кто же еще-то!

- Знаете, такое впечатление, что вы женаты по-настоящему.

- Я?! Что я, дурак, что ли - по-настоящему? У нее же двое детей!

- Ах вот оно что!.. Тогда другое дело. А как они вас называют?

- Папой.

- Привыкли, значит?

- Привыкли. Уже двенадцать лет как вместе.

- Извините, а от кого дети?

- От меня, от кого же еще! И дети так думают.

- А на самом деле?

- От меня и есть.

- Ничего не понимаю. А до замужества у вашей жены были дети?

- Были. Один был.

- Ах вот в чем дело!

- Ну, конечно!

- А от кого?

- Пошляк какой-то! Да от меня, от кого же еще! Я же вам говорю: живем вместе, я ей зарплату отдаю.

Она мне стирает, готовит - все делает, чтобы никто ни о чем не догадался.

- Ерунда какая-то! Живете вместе, дети общие, зарплату отдаете - все как у меня, а брак фиктивный. Ради

чего это нужно?

- Ради свободы. Раз брак фиктивный, значит, я что хочу, то и делаю. У вас брак настоящий, а свобода

фиктивная. А у меня брак фиктивный, зато свобода настоящая.

- Но ведь это незаконно - фиктивный брак, за это же наказать могут!

- А кто об этом знает? Кто об этом догадывается?

- А вдруг узнают?

- Ну, я надеюсь, что этот разговор останется между нами?

- Конечно. Но вы не боитесь, что ваша жена вдруг кому-нибудь расскажет, что брак фиктивный? Вдруг

она вас выдаст?!

- Да что вы! Как это - выдаст! Она об этом понятия не имеет. Она об этом и не догадывается.

- А-а...

- Вот так, милый мой!.. Вы куда сейчас пойдете?

- Домой.

- Вот. А я куда хочу, туда и пойду.

- Куда же вы хотите?

- Домой, куда же еще?!

[navan]

Я люблю тебя, Лена

Вот говорят, что сейчас любви настоящей нет. Что, дескать, раньше из-за любви чего только не делали, а теперь

все лишь бы как. В связи с этим я вам расскажу одну грустную историю.

Значит, один молодой человек - имени называть не буду, чтобы вы ни о чем не догадались, - влюбился в одну

девушку. Красивенькая такая девушка. Ну и он парень тоже ничего. И так он в нее влюбился, что сил никаких

нет. А она вроде на него ноль внимания, фунт презрения. Он уж и цветы носил, и письма посылал. И чего

только не делал! И с работы встретит, и на работу проводит. До того дошел, что прямо на асфальте у ее дома

написал: "Я люблю тебя, Лена". Чтобы она каждый день эту надпись видела.

Вода камень точит, и он потихоньку своего добился. Стала она на него внимание обращать. И начали они

встречаться. Повстречались так некоторое время. Ну, что между ними было, этого я рассказывать не буду. Не

наше это дело о том рассуждать. Меня это не касается, и вас тоже, но только дело уже к женитьбе шло.

И вот так получилось, что из-за чего-то они поссорились. То ли настроение у нее плохое было, то ли у него что

случилось, но только слово за слово, и поругались.

Знаете, как бывает. Просто кто-нибудь скажет: "Глупый ты" - и ничего. А как от любимого человека такое

услышишь - нет сил терпеть. Ну, в общем, он ей говорит: "Раз так, я тебе докажу, какой я" - и ушел. И вот

началась у них не жизнь, а мука. Каждый боится гордость свою уронить, и каждый молчит. Ей бы подойти к

нему, сказать: хватит тебе, дескать, и все, или ему то же самое. А они нет. Вот он около ее дома походит,

походит, а зайти не может. Она утром на работу идет, а там на асфальте надпись: люблю тебя, дескать, и все.

Был, значит, здесь, да весь вышел.

И она так же. Допустим, день рождения у него случился. Она ему открытку в ящик - и ходу.

Время идет, а он ей все доказывает. И вот ведь человек какой: на одни тройки учился, а тут взял и институт с

отличием закончил. Ему бы подойти, показать диплом да и помириться. А он нет - гордый. Другой бы на его

месте уж с пятой познакомился, ту бы из головы выкинул. А он и этого не может.

то чтобы поздороваться - его как будто кто ударил. Остолбенел аж. И у нее тоже. Смотрят друг на друга, глаз

оторвать не могут. Она чуть в обморок не падает. Еле до остановки доехали. Он выскочил тут же и неизвестно с

чего в другую сторону поехал. Вот дела какие.

После этого им бы созвониться, поговорить бы, выяснить все. А он, видишь, думал, что она сидит дома и ждет

его. А она девушка молодая, красивая. Ухажеров разных полно. Разве дома усидишь? Тем более ей уже

казаться начало, что возраст поджимает. Ей к тому времени двадцать два стукнуло. А тут подруги замуж все

повыходили. Ну вот, она так подождала, подождала да и вышла за кого-то замуж. А добрые люди, они всегда

найдутся. Конечно, ему об этом и донесли. Тут он света божьего невзвидел. Пролежал на диване неделю, не ел,

не спал, мучился. Потом взял и диссертацию по какой-то научной теме защитил.

И вот защитил он диссертацию, денег прикопил, купил машину и на этой машине к ее дому подкатил. Давно об

этом мечтал.

Глядь, она с ребенком гуляет. И вот стали они друг против друга. Шагах в двадцати. Он рядом с машиной, она с

ребенком. Смотрят друг на друга. Глаз отвести не могут, да подойти бояться. Взял он тут осколок кирпича и

написал на асфальте: "Я люблю тебя, Лена". Сел в машину и укатил. Она стоит и плачет. Может, хоть тут бы ей

плюнуть на все, позвонить бы ему и объясниться. А она опять нет. Может, ей и не нужно это было. А тогда

чего плакать? А он прождал ее звонка-то, сел и какое-то такое открытие сделал, что ему через год доктора дали

безо всякой защиты. И тут ему совсем плохо стало. И начал он по телевизору выступать, ему бы жениться на

ком другом, а он нет, не может. И все свое доказывает. И вот уж он совсем знаменитым стал, вся грудь в

премиях. Да все вы его, может, знаете, почему я его имени и не называю.

И вот умирать ему уже время пришло. И приехал он в ее двор. Взял осколок кирпичный и пишет на асфальте:

"Я люблю тебя, Лена". А тут и Лена вышла, с внуками уже. Смотрит, как он пишет это. Он глаза на нее поднял,

а уж самому подняться трудновато. Помогла она ему и говорит:

- Доказал? Доволен теперь?

А он ей отвечает:

- Ничего мне не надо. Мне бы видеть только тебя, разговаривать бы только с тобой.

А она ему только волосы погладила, а они уж все седые. Вот так вот.

- Глупый ты, - говорит.

А он-то всю жизнь доказывал ей, что это не так, а теперь взял да сразу с этим и согласился. Сели они на

лавочку, и он ей говорит:

- Все бы премии отдал, только бы эти внуки моими были.

А она вообще двух слов связать не может. Слезы ручьем.

Он после этого, конечно, и умирать совсем передумал. Так вот каждый день на лавке этой и сидят. Говорят все

между собой, как будто и не расставались никогда. А чего говорить-то! Раньше говорить надо было.

[navan]

Круглое колесо

 

Душа Пафнутия пела. Он изобрел круглое колесо. Мимо него по улице громыхали телеги с квадратными

колесами. На перекрестке движение застопорилось. Регулировщик, дед Аркадий, опять забыл переключить

изобретенный им самим светофор. Осыпаемый бранью, дед Аркадий взял шест, поджег на его конце

прессованную солому и положил ее в зеленое гнездо. Движение возобновилось. Пафнутий постоял с дедом

Аркадием. Поделились планами на будущее. Дед хотел подать заявку на будку регулировщика и

фосфоресцирующий жезл. Конечно, экономии от этого никакой, и светлячков ловить замучаешься. Но все же

усовершенствование. Прогресс.

Пафнутий про круглое колесо говорить не стал, знал легкость дедова характера на плагиат. Сел в трамвай,

поехал в бюро патентов. В трамвае быстро надоело. Устал крутить трамвайную лебедку. Народу было мало,

приходилось работать за троих.

Вышел из трамвая, пошел пешком.

По обе стороны улицы начались инстанции. Пафнутий зашел в первую. Шло заседание небольшого ученого

совета. Обсуждался вопрос об окончании бронзового века. С бронзовым веком покончили быстро. Пафнутий

дождался паузы, встал и нарисовал на доске большое круглое колесо. Все замерли.

Председатель взял квадратный графин, налил воды в квадратный стакан. Посмотрел на Пафнутия квадратными

глазами и сказал:

- Красиво, ну и что?

Народ заерзал, зашумел, предчувствуя развлечение.

- Круглое колесо, - сказал Пафнутий, - получаем экономию материала на углах, и стука не будет.

- Телега не поедет, - возразил председатель.

- Почему?

- Нет углов. От земли отталкиваться нечем.

- Имею опытный образец, - парировал Пафнутий. - Силы трения достаточно для движения.

- Демагогия! - выкрикнул с места дед Антип, энтузиаст бионики, большой любитель подглядывать все у

природы. - Углов у колеса четыре. По числу ног кобылы. А оборви кобыле ноги, далеко ли она уползет?

Неизвестно. А то и не встанет.

- А что технолог думает? - спросил председатель.

- Вообще-то можно, - сказал технолог, - путем увеличения числа сторон квадрата приблизиться к окружности.

Но у нас уже налажено массовое производство квадратных колес. Переделывать не имеет никакого смысла.

- А что дорожный отдел думает? - спросил председатель.

- Новое колесо - это новые дороги. Новые дороги - это, значит, старые ремонтировать. А ремонт у нас на

будущий год запланирован. Значит, раньше чем года через два-три не начнем. А колесо что ж, конечно, оно

хорошее.

- Ездить быстрее будем, - сказал Пафнутий, - велосипед сделаем.

И тут поднялся сам дед Пахом, родоначальник квадратостроения.

- Хорда, - сказал он, - есть диаметр окружности, не проходящей через центр. Это аксиома. А попирать аксиому

мы никому не позволим. Даже такой талантливой молодежи, как дед Пафнутий.

- Правильно, - поддержал с задней лавки дед Пантелей. - У нас этими квадратами все амбары завалены. Куда же

их теперь?

- Лучше бы ты, Пафнутий, электричеством занялся, - сказал председатель. - А то сидим, как сычи, в темноте,

глаза портим. - И уже официальным тоном добавил: - Конечно, изобретение круглого колеса имеет значение

для развития науки, но практического применения пока не имеет. - Подумал и еще добавил: - А колесо свое в

цирк отдай. Пусть клоуны на нем покатаются. Смешно будет.

- Ладно, - сказал Пафнутий.

Он пошел домой и сунул колесо в печку. Посидел, глядя на огонь. Пригрелся. Стал изобретать электричество. И

душа его снова запела.

[navan]

Железная логика

 

- Ты меня любишь?

- Люблю.

- Сильно?

- Сильно.

- Тогда давай поженимся.

- Ну, я в общем-то не против...

- Что же нам мешает?

- Мне ничего не мешает.

- Тогда пойдем и поженимся.

- Пойдем... А где мы будем жить?

- Ну... На первое время комнату снимем.

Да, пожалуй. А на какие финансы мы ее снимем?

- Перейдем на вечернее и начнем работать.

- Это хорошо. А кто будет готовить?

- Моя мама хорошо готовит, и твоя бабушка будет приходить.

- Так. А для чего нам, собственно, жениться?

- Ребенка заведем, воспитывать будем.

- А он кричать будет, с ним сидеть надо, кормить. В кино не сходить, а в театр и подавно.

- Ну, тогда не будем ребенка заводить. Будем в кино ходить, в театры и собаку заведем.

- С собакой в театр не пустят.

- Тогда не будем заводить собаку, а будем просто ходить в кино и театры.

- Но ведь мы и сейчас ходим в кино и театры.

- Ходим.

- Ну?

- А тогда будем все время вместе.

- А ты хочешь, чтобы мы были все время вместе?

- Ну, все время, пожалуй, надоест...

Если мы будем работать, то получится, что не все время.

- Значит, нам нужно работать, чтобы не быть все время вместе, ведь так?

- Ну, тогда не будем работать...

- Тогда жить вместе будет не на что.

- Ну, тогда не будем жить вместе...

- Тогда и комнату не надо будет снимать.

- А не будет своей комнаты, тогда моя мама будет у меня дома готовить.

- А моя бабушка - у меня дома.

- Но тогда и жениться незачем.

- А я что говорил!

- Вообще-то, конечно, какое имеет значение, женаты мы или нет.

Главное, что мы любим друг друга. Ведь ты

меня любишь?

- Люблю.

- Сильно?

- Сильно.

- Тогда давай поженимся...

[navan]

Не забуду мать родную

 

Лето. Жара. Недалеко от меня расположилась полная семья. Папа полный, мама полная и двое мальчишек

тоже полные. Время обеда, и на коврике с узором, в тарелках из фольги, все, что только можно пожелать на

пляжном обеде: курица, истекающая жиром, зеленый лук, редиска, огурцы, помидоры, яблоки, сливы,

виноград. В центре бутылка цинандали. Мальчишки хрустят огурцами, мама режет хлеб. Папа, крупный,

розовощекий, с "Сейкой" на руке, под музыку из транзистора с неимоверной скоростью поглощает курицу,

запивая ее сухим вином. На лице у папы полное блаженство, а на груди черным по белому наколка: "Нет в

этой жизни счастья".

Люди с наколками. Где только мы их не встречаем. Каких причудливых картин не увидишь на самых различных

частях тела! Орел, распростерший крылья, портреты знаменитых людей, кочегары, бросающие уголь в топку,

клятвы, уверения. Что заставляет этих людей терпеть боль и с риском для здоровья выкалывать на коже эти

незамысловатые произведения искусства? В чем тут дело? Тяга к прекрасному? Желание выделиться? Или что-

то другое, загадочное и необъяснимое?

Однажды в Сандуновских банях я увидел человека средних лет, крепкого, мускулистого. На плече у него было

выколото: "Не забду мать родную". Сверху галочка, а в галочке пропущенная буква "у".

Я не выдержал и спросил:

- Вот я вижу у вас на плече наколку. Что вас заставило ее сделать?

- Чего? - спросил он.

- Я говорю, у вас наколка на плече. Зачем вам это?

- Ну ты даешь!

- Нет, серьезно. Ведь для чего-то вы сделали эту наколку?

- Ну я тебя не спрашиваю, почему у тебя грудь волосатая?

- Волосы - это произведение природы, так сказать, не зависящее от меня, а наколка - это рукотворное

произведение. Что это, ваша прихоть или необходимость?

- Слушай, тебе промеж глаз когда-нибудь врезали?

- Ну что вы, сразу промеж глаз. Лучше ведь поговорить, выяснить. А потом, вы ведь меня не знаете. Вы мне

промеж глаз, а я вдруг боксер?

- Я вот тебе врежу сейчас шайкой, а ты потом разбирайся, боксер ты или нет.

- Ну что ж, извините, я хотел по-хорошему, пиво тут у меня, и вообще поговорить.

- Ну, сразу и обиделся, стой, давай свое пиво. Давай, не обижайся. Ну спрашивай, чего уж там.

- Значит, так. Вот у вас написано: "Не забду мать родную". Букву-то, вероятно, для смеху пропустили?

Да нет, парень один, ну, в общем, нерусский он, ну и наколол "не забду". Я-то просил "не забуду", а он "не

забду". Понял?

- Понял.

- Ну а потом кореш говорит: "Давай галочку поставим, стереть-то не сотрешь", ну и сделали галочку-то.

- А зачем вам все это нужно было? Это что, вызов окружающим?

- Ну, ты даешь! Вызов! Клятва это. Ну, клянусь я вроде, что не забуду.

- А если бы не написали, то забыли бы?

Да нет, я бы не забыл, но ты бы этого не знал. Верно я говорю?

- Верно.

- А потом, красиво.

- Знаете, для красоты можно было бы что-нибудь поинтересней придумать.

- А кто выкалывать будет?

- Ну этот, нерусский.

- Обиделся.

- Чего это он?

- Ну, я б тебе шайкой промеж глаз врезал, ты бы не обиделся?

- Наверное.

- Точно бы обиделся. Я знаю. Ну, кореш потом мне пытался на спине выколоть, во посмотри: "Пламенный

привет из Севастополя". Видно?

- Плохо.

- То-то и оно, не получилось. Орла хотел еще заделать, да я уже не стал: не умеешь - не берись.

- А заражения крови вы не боялись?

- Салага ты. Он же тушью, а тушь, она на чистом спирту.

- А для чего вам этот привет из Севастополя?

- Это не мне, это им.

- Кому им?

- Ну, кто смотреть будет. Может, женщина какая на пляже клюнет. Тоже приятно! Она из Кулунды, а ей привет

из Севастополя.

- Теперь все понятно. Я пойду.

- Нет, ты постой. Дай-ка я тебя теперь спрошу.

- Я вас слушаю.

- Ты мне вот на какой вопрос ответь. Если ты такой умный, то почему у тебя ни одной наколки нет?

- Чего?

- Чего-чего! Наколки, говорю, почему нет?

- Нет.

- Да это я вижу, что нет, а почему нет-то?

- Я даже не знаю.

- Ты неженатый?

- Нет.

- То-то и оно. Кто ж на тебя такого позарится? Теперь вот что скажи. Ты мать свою когда в последний раз

видел?

- С месяц назад.

- Не уважаешь мать-то, не помнишь, а она тебя поила-кормила. Небось последний кусок от себя отрывала, а ты

мать-то родную ни в грош не ставишь. А была бы наколка, глянул, вспомнил, хоть платок ей к празднику и

послал.

- Да она здесь же, в Москве, живет.

- Тем более ничего съездить не стоит. Пошли дальше. Вот ты ко мне подошел, ни здрасьте, ни привет, ни как

зовут не спросил, ни как себя не сказал. А была бы у тебя наколка, хоть на пальцах, - красиво и вежливо. Понял?

- Понял.

- Или, допустим, картина у тебя на груди выколота: "Иван Грозный сынишку убивает" - незабываемый шедевр.

Но ты же настоящую картину с собой носить не будешь, верно?

- Верно.

- А наколка - она всегда с тобой. Пришел в баню, разделся, сам посмотрел, людям показал. Всем удовольствие.

Так-то, друг, а ты говоришь, зачем наколка. Выходит, нужна она. Да ладно, ты не расстраивайся. Давай так. В

следующее воскресенье... Слышь меня?

- Слышу.

- В это же время сюда приходи. С корешем познакомлю, он тебе живо это дело поправит. Знаешь, он как с того

раза наловчился, что хошь зашпандорит: хошь "привет", хошь орла со змеей. Змея-то тебе ой как к лицу будет.

- А что же вы ее, эту змею, себе не пришпандорите?

- Я бы с удовольствием. Жена не дает - ревнует. Понял?

- Понял

И мы расстались, довольные друг другом. Я вышел из бани. Ярко светило солнце. Дрались на асфальте

воробьи. Дворник подметал улицу. На руке дворника синели слова: "Жизнь - обман". Я шел и думал, что

может, он и прав, этот парень с галочкой. Надо к матери съездить. Платок ей к празднику подарить

[navan]

Отстаньте

 

Она и ходит как-то не так. Походка у нее какая-то звенящая. Но ведь мне с ней не в разведку ходить. А по

комнате пусть себе звенит.

И говорит она по-чудному. Не как все. Не все слова знает. А другие знает, но что они значат, не догадывается.

Иной раз с утра скажет несколько фраз. Другой бы услышал и ушел от нее навсегда. А я нет. Я выслушаю и

потом весь день что-то делаю. По магазинам хожу, полы подметаю и даже винтик в ящике найду и к часам

приверну. Значит, был какой-то смысл в ее словах.

И прическа у нее, я бы сказал, странная: не то парус, не то миноносец. Некоторые даже спрашивали, в какой

парикмахерской она этот кораблик выстроила. В том смысле, чтобы на эту судоверфь случайно не попасть. А

я-то знаю: это она сама, рукодельница, сотворила, так что остальному населению никакой угрозы нет. Она

только меня под праздники стрижет под бокс. Некоторые эту прическу забыли давно, а она помнит.

Ну, конечно, не все у нее с внешностью хорошо получилось. Глазки небольшие, но подозрительные, как у

вахтера. Носик такой, что голову от ветра разворачивает. И все лицо в конопушках. Говорят, в Париже это

модно. Но мы ведь не в Париже живем, а в Чертанове. Поэтому не все ее там красивой считают. Только те, что

из Парижа приехали.

Но ведь она еще и поет. Певунья этакая. Очень много песен знает и исполняет их все на один мотив. А соседи

жалуются, потому что слова вроде знакомые, а мелодия с ритма сбивает.

Мне, конечно, друзья намекали, что не все в моей жизни удачно складывается, не все получается, как у

нормальных людей. Говорили, что если бы я взял себя в руки, ушел от нее, переоделся, постригся и перестал

разные слова употреблять или вообще месяца два ни с кем не разговаривал, то лет через пять мне удалось бы

жениться на другой.

И я ушел. Долго жил один. Дня два. А потом собрал все свои вещи в целлофановый пакет и назад вернулся.

А она увидела меня и чуть не заплакала. Мне и потом говорили: брось ты ее, не пара она тебе. А мне она

нравится. И отстаньте вы все от нас!

[navan]

Л. И. Брежнев

 

Однажды Леонид Ильич решил стать лауреатом конкурса мастеров художественного слова. Это было еще

тогда, когда он не был ни маршалом, ни лауреатом Ленинской премии, а был он тогда простым и скромным

генсеком. Человек он, как утверждают очевидцы, был добрый и по-своему честный, а потому решил стать

лауреатом по-честному. Он с детства любил стихи, и даже сам иногда их пописывал. У него даже была одно

время мысль стать поэтом и получить Ленинскую премию по поэзии.

Но куда-то запропастились его детские стихи. А читать те, которые он написал бы заново, у него не было ни

малейшего желания.

- Стихи, - говорил Леонид Ильич, - и не только стихи, а вообще поэзия более присущи юному возрасту, а я из

него, как мне кажется, не так давно вышел.

Здесь все окружающие начинали смеяться, потому что Леонид Ильич шутил. Он вообще человек был с

юмором и неплохо шутил.

Так, однажды, когда уже перешли в мир иной Суслов, Косыгин и Подгорный, Леонид Ильич на заседании

Политбюро сказал:

- Что-то дисциплина у нас в Политбюро стала хромать. Вот и сегодня, как всегда, опаздывают Суслов, Косыгин,

Подгорный.

Референт тихо шепнул ему:

- Они умерли.

И тут Леонид Ильич пошутил:

- А-а-а, то-то я смотрю, они перестали ходить на заседания.

Вот такая шутка получилась. Но вернемся к поэзии.

Леонид Ильич поискал свои детские стихи и, не найдя их, раздумал становиться поэтом. Но окружающие об

этом не знали. И один из ближайших сподвижников продолжал раскопки. И нашел где-то на

Днепропетровщине детские стихи Лени Брежнева и даже ухитрился прочесть их с трибуны очередного

основополагающего съезда, однако к тому времени Леонид Ильич уже прочно решил стать прозаиком. Но это

было значительно позже, а я пишу о том времени, когда Леонид Ильич всерьез задумался стать лауреатом

конкурса мастеров художественного слова.

Надо, кстати, заметить, что в то золотое брежневское время он еще довольно прилично выговаривал многие

слова. Конечно, он уже не мог произнести четко слово "Египет" и произносил его как "Египа".

"Социалистические страны" тоже звучали как "плохие сосиски", а с Азербайджаном была просто беда. Но это

слово - "Азербайджан" - не удавалось за всю историю КПСС ни одному из генсеков - от первого и до

последнего.

Но в основном то, что говорил Леонид Ильич, понять было можно. А так как он с детства любил поэзию и при

этом выступал с многочасовыми докладами на всю страну, то можно понять и его стремление к лауреатству.

Кроме того, Леонид Ильич вообще любил в узком кругу почитать вслух стихи Есенина. Он знал довольно

много, шесть, есенинских стихов и читал их все шесть долгими зимними вечерами.

Бывало, соберутся члены Политбюро после какого-нибудь пленума, выпьют немного, граммов по восемьсот,

а затем Леонид Ильич, если у него хорошее настроение, откроет свой личный сейф и даст подержать

ближайшим сподвижникам свои любимые игрушки: звезды Героя, ордена зарубежных государств, модели

машинок, милицейский свисток, который ему подарил Щелоков, и шахтерскую каску, оставшуюся от

Хрущева.

Ну а уж потом, когда все наиграются и нахвалят игрушки Леонида Ильича, он их отбирал назад. Бывало даже,

что игрушек оставалось меньше, и в последнее время Леонид Ильич завел амбарную книгу и игрушки выдавал

только под расписку.

Ну а уж потом все садились поудобнее и Леонид Ильич начинал читать стихи:

- "Ты жива еще, моя старушка, жив и я, привет тебе, привет".

Причем Леонид Ильич сам себе был и режиссером и при словах "привет тебе, привет" махал рукой так, будто

он сходит с самолета и приветствует встречающих.

Или он читал стихотворение:

"Ты меня не любишь, не жалеешь, разве я немного некрасив? Не смотря в лицо, от страсти млеешь, мне на

плечи руки опустив". - При этом он слегка расставлял руки и подергивал плечами, будто собирался танцевать

цыганочку, а ордена и медали начинали позвякивать, как цыганские мониста.

Иногда Леонид Ильич забывал слова, и тогда посылали референта в Ленинскую библиотеку, и тот привозил

прижизненное издание Есенина, находил нужную страницу, а Леонид Ильич напяливал на нос очки, и,

посмотрев в книгу, будил соратников и продолжал читать стихотворение наизусть.

И так он читал первое, второе, третье, а на четвертом, дойдя до слов "Пей со мной, паршивая ***, пей со

мной!", всегда плакал. Он вообще любил собак, и что-то его в этих словах трогало до глубины его генсековской

души. Он плакал, прерывал чтение, наливал бокал "Столичной" и произносил тост:

- Дорогие друзья, сегодня в обстановке мира и созидания социализма в одной отдельно взятой нами стране я с

особым чувством невозвратимой потери пью за нашу интеллигенцию, ярким представителем которой был

поэт Сергей Есенин. Жаль, что его нет с нами. Если бы он был жив, мы бы его наградили званием Героя

соцтруда и он бы сегодня на памятнике стоял с золотой звездой Героя. Лыхаем, - и выпивал.

Потом он дочитывал пятое и шестое стихотворения, и так как больше наизусть ничего не помнил, то брал в

руки книгу и дальше читал по напечатанному до тех пор, пока не засыпал, а слушатели его спали уже давно.

И вот когда Леонид Ильич решил стать лауреатом конкурса чтецов-декламаторов, особо остро встал вопрос,

какие стихи он будет читать на этом конкурсе. Собрали поэтов самых лучших, самых маститых лауреатов,

авторов многотомных собраний сочинений.

Они читали свои стихи, Леонид Ильич плакал, слушая их. Потом думали, что это их стихи так растрогали вождя.

Но он потом сказал жене:

- Страну жалко, народ. Сколько денег уходит на этих дармоедов.

И еще плакал он оттого, что видел, как далеки эти поэты от него, а значит, и от народа, потому что никогда в

жизни Леонид Ильич не смог бы выучить эти стихи, а если и выучит, то произнести не сможет. Поэтому всех

поэтов накормили, напоили, развезли по домам, а на следующий день в газетах напечатали отчет о встрече

Леонида Ильича с творческой интеллигенцией, а тех, чьи стихи Леонид Ильич понял и чьи фамилии он

запомнил, - а некоторых Леонид Ильич запомнил чисто визуально: "вон тот длинный с носом или тот короткий

с усами", - через неделю наградили орденами "Знак почета" и "За дружбу между народами".

А одному, который, напившись, ухитрился поцеловать руку Леониду Ильичу, даже дали звание Героя

соцтруда, но он оказался не поэтом, а работником охраны, поэтому ему пришлось потом учиться заочно в

Литинституте, а затем идти на афганскую войну, чтобы звание отработать.

В общем, не подошли Леониду Ильичу современные стихи, и решено было провести конкурс на лучшее

прочтение стихов Есенина, а для того, чтобы у всех были равные условия, постановили читать именно те шесть

стихотворений, которые знал наизусть Леонид Ильич. И Леонид Ильич начал усиленно готовиться к конкурсу.

К нему пришел педагог-репетитор, и Леонид Ильич стал разучивать скороговорки. Леонид Ильич с

удовольствием медленно произносил: "Шла Маша по шоссе и сосала сушку", потом "От топота копыт пыль по

полю летит". Но на фразе: "Сшит колпак не по-колпаковски, надо его переколпаковать" - что-то у Леонида

Ильича в челюстях заклинило. И они с преподавателем сели выпивать.

После двухсот и хорошей закуски Леонид Ильич стал произносить скороговорки значительно лучше, а у

преподавателя язык стал заплетаться. После семисот Леонид Ильич и репетитор абсолютно сравнялись в

произношении, и Леонид Ильич сказал:

- Вот в таком состоянии и надо проводить конкурс.

А тут как раз должно было состояться совещание "в верхах". И надо же было, чтобы без ведома Леонида

Ильича это совещание назначили именно на тот день, когда должен был состояться конкурс! Так все

Министерство иностранных дел "стояло на ушах", десять иностранных дипломатов получили звание Героев

соцтруда. Одной женщине-дипломату дали медаль "Мать-героиня". Отменили революцию в одной

африканской стране, две страны "третьего мира" под давлением отказались от социалистического выбора и

вернулись в капитализм, была понижена цена на советскую нефть, но перенесли совещание "в верхах" на

более поздний срок.

И вот, допустим, завтра должен был состояться конкурс, а сегодня на Политбюро Леонид Ильич решил

устроить генеральную репетицию.

Он прямо на заседании Политбюро в разделе "разное" стал читать стихи.

Декламация Леонида Ильича членам очень понравилась. Представитель Азербайджана сказал, что он такое

наслаждение испытывал только в молодости, да и то от женщины.

Представитель Узбекистана сказал, что чтение так прекрасно, что надо поставить на эти стихи балет: Леонид

Ильич на сцене Большого театра с трибуны читает стихи, а балет танцует и собаку, и Качалова, и "Ты жива еще,

моя старушка".

Всем остальным чтение тоже очень понравилось, а представитель Казахстана даже предложил, чтобы Леонид

Ильич на каждом заседании ничего больше не говорил, а только читал стихи Есенина.

И только жена Леонида Ильича сказала ему вечером:

- Ты что, старый дурень, удумал? Ты представь себе совещание "в верхах". Объявляют: Рейган - президент

США, Маргарет Тэтчер - премьер-министр Англии и Леонид Брежнев - лауреат конкурса чтецов-

декламаторов.

Леонид Ильич страшно обиделся и сказал:

- Если бы ты только слышала, как я сегодня великолепно читал и как меня принимала публика, ты бы так не

говорила.

Но, с другой стороны, обидевшись на жену, он не спал всю ночь, ворочался с боку на бок, а под утро, нацепив

на грудь все ордена и медали, в одних кальсонах и кителе читал в ванной "Собаке Качалова", при этом клал

своей овчарке руку на морду, а собака скулила и пыталась лизнуть Леонида Ильича в лицо.

- Ты меня понимаешь, - сказал Леонид Ильич собаке и нацепил ей на ошейник медаль "За взятие Будапешта".

Днем в Большом театре состоялось торжественное открытие конкурса чтецов.

В зале сидели лучшие чтецы страны и гости из-за рубежа. На сцене, в президиуме, сидело Политбюро в полном

составе, на заднике висели портреты Карла Маркса, Фридриха Энгельса, Ленина и Есенина.

Леонид Ильич прочел трехчасовой доклад "О перспективах развития речевого жанра в условиях построения

развитого соцреализма". Потом всех участников конкурса пригласили на банкет. Поели, попили. И начался

концерт. В начале концерта выходили чтецы и хвалили доклад Леонида Ильича, поражались его дикции,

умению построить фразу, его литературному таланту, его способностям оратора. Некоторые плакали и

благодарили партию, правительство и лично Леонида Ильича за то, что он живет на этом свете, а не на том.

А затем вышел сам Леонид Ильич и стал читать стихи Есенина. После каждого стихотворения зал вставал и

устраивал овацию. Кричали "бис" и "браво", слышны были здравицы и крики "ура".

На четвертом стихотворении, дойдя до слов "Пей со мной, паршивая ***", Леонид Ильич не выдержал и

заплакал и под бурные, долго не смолкающие аплодисменты уехал домой.

Медаль лауреата и грамоту ему привезли на квартиру и торжественно надели на него ленту, где золотом было

вышито: "Лауреат первой премии конкурса чтецов Леонид Ильич Брежнев".

Официально это звание не было обнародовано, и в печати об этом конкурсе не было ни слова. Написали опять,

что была встреча с очередной интеллигенцией. Но через некоторое время кому из чтецов квартиру дали, кому

звание, а кого в Израиль отпустили. А на собрании в филармонии, где обсуждалось это событие, один

известный чтец спросил:

- Скажите, а тех, кто останется, как-нибудь отметят?

Но это к слову. Шло время. Леонид Ильич быстро отошел от конкурса и успокоился, решив стать членом

Союза писателей; вступил он в этот союз по рекомендации министра Госбезопасности и сделал блестящую

писательскую карьеру. За один присест написал три эпохальные вещи и получил Ленинскую премию.

В этом смысле он обогнал всех генеральных секретарей, кроме К.У.Черненко, который тоже получил

Ленинскую премию, но в области ракетостроения. Он был, видно, большим специалистом в этой области, как,

впрочем, и в других областях страны. Правда, в отличие от Черненко, Леонид Ильич был еще и маршалом. Но

думается, поживи Черненко подольше, он бы догнал Леонида Ильича и в военном деле.

[navan]

КУРОЧКА РЯБА

Подражания

 

Вообще-то, у нас кур уважают, любят их, особенно есть.

И в связи с этим, вот какая история произошла с одной четой супругов. Надо, правда, сразу оговориться, что

чета была не очень молодая. Скорее, даже пожилая. Одним словом, он был просто старик, а она помоложе, но

тоже старуха.

И вот они, эти старик со старухой, решили на склоне своих лет обогатиться. И ничего лучше не придумали, как

купить курицу. Они хотели ее использовать как средство производства. То есть хотели, чтобы она несла им

яйца, а они чтобы их продавали и получали прибавочную стоимость почем зря. Другими словами, они,

курицыны дети, хотели через эту курицу стать капиталистами и пожить напропалую.

И вот что из этого получилось. Курица эта, не будь дурой, взяла и перепутала что-то в своем обмене веществ и

вместо простого снесла им золотое яйцо с 583-й пробой.

Они, эти старик со старухой, обалдели, конечно, от счастья и хотели это золотое яйцо тут же продать, а на

вырученные деньги загулять под старость лет, если еще успеют. Но бабка оказалась такая проныра, что

предложила деду продать это яйцо не целиком, а по кускам, чтобы выручить побольше денег.

Дед по дурости своей согласился, и стали они это яйцо разбивать. Сначала дед бил-бил - не разбил. Потом баба

била-била - не разбила. Тогда позвали они слесаря-водопроводчика Мишку. Мишка прибежал со своим

зубилом и раздолбал это яйцо за милую душу на мелкие кусочки.

И дед с бабой стали продавать эти кусочки. Вот тут-то их и накрыли. А почему? Потому что проба-то была

только на одном кусочке, а на других кусочках никакой пробы отродясь и не было. Кукиш там был, а не проба.

И получилось, что они вместо обогащения получили поражение в правах с конфискацией всего имущества,

включая и эту несчастную курицу.

А если бы они, скажем, это яйцо сдали как найденный ими клад, то им по закону четверть яйца отпилили бы и

будь здоров - и курица цела, и дед с бабкой сыты. Живи, как говорится, и радуйся, курья твоя голова!