Живность

[DOMINIK]

Федор Чугунков приехал на птичий рынок, чтобы приобрести курей и утей, а вместо того купил ангелов.

Чугунков достаточно побродил по рядам, поглядывая на товар и прицениваясь, но нигде еще не вступал в настоящий торг – желал подойти к делу серьезно. Он решил уже поворотить на второй круг - направиться к замеченным ранее леггорнам и руанам, когда обнаружил мужика с большой клеткой, втиснувшегося между бойкой пожилой бабенкой с цыплятами и невозмутимым стариком с тремя мешками пшена. У мужика была косматая разбойничья борода и темный засаленный прикид, смахивавший на перешитую рясу. В клетке, примостившись на шестках, сидели ангелы.

Чугунков притормозил у клетки, поглазел на ее обитателей и спросил:

- И кто ж это?

- Ангелы, - коротко шевельнул мужик губой в зарослях бороды.

Федор крякнул, потер щеку левой ладонью, а правую сунул от удивления под левую мышку.

- А какая от них в хозяйстве польза? – справился он.

- Ты, поди, и прусака подоить готов, - покосился на него продавец, выкатывая изо рта внушительные буквы «о», как баранки из магазинного пакета.

- Тараканов не держим, - обиделся Чугунков, - а бестолковых покупок нам не надо.

Помолчал и поинтересовался, умерив досаду:

- Разговаривают?

- Поют, - буркнул мужик.

Ростом ангелы были с кенара.

Чугунков постучал пальцем по пруту клетки.

- Не пугай, - насупился ангельский продавец. – Это тебе не голуби.

Голубей Федор не держал, а ангелы ему понравились.

- Сколько стоят? – спросил он.

Мужик сказал.

Федор крякнул во второй раз, уточнил на всякий случай:

- За пару?

- Штука, - отрезал продавец.

Прикинув, Чугунков твердо произнес:

- Беру. Пятерых.

 

Бородатый смерил его взором, узнал:

- В чем понесешь?

Федор предъявил ему свернутую в рулон клеенчатую сумку в размашистую китайскую клеточку, тот покачал головой:

- Уморишь.

Пошарил за афедроном и извлек на свет старое решето с высоким бортом и под марлевой накидкой. Отворив дверцу, просунул в клетку лапу и сграбастал одного ангела, осторожно сжав пальцы с черной каймой под ногтями. Ангел не пискнул. Поместив малютку в сито, мужик повторил прием четырежды. Взял у Чугункова деньги, придирчиво перечел купюры, передал решето с живностью.

- А чем их кормить? – запоздало спохватился Федор.

- Пищей насущной, - ответил мужик и предложил: - Нужна? Двести за упаковку.

Чугунков поколебался и решил взять: ангел – не порося, баланды не плеснешь.

С решетом и пакетом он отправился восвояси: руки были заняты, да и денег потратил больше, чем рассчитывал.

Дома к Федору подступили жена Настена и дочь Машка.

- Цыплят взял? – потянулась Настена к решету.

- Сама ты курица, - отмахнулся Чугунков.

Машка стянула край марли и воскликнула:

- Ой! Какие хорошенькие!..

Ангелы, задрав головы, хлопали на нее глазищами.

- На что они нам? – недовольно бросила Настена. – Еще передохнут…

- «На что», «на что», - передразнил ее Федор, стараясь изобрести, куда приспособить ангелов, но ничего не придумал и сказал со значением: - Пригодятся.

- Я за ними ухаживать буду, - встряла Машка. – Честное-пречестное.

- А куда поселим?

Федор озадачился. Поставил решето с ангелами на стол и полез на чердак. Погремев там барахлом, спустился со старой клеткой и предъявил ее домашним:

- Вот.

- Может, лучше в пустой аквариум? – засомневалась Настена. – А то ведь застудятся на сквозняке.

- Не застудятся, - решил Федор. – Они к воздуху привычные. И клетка им больше подходит: она ж вся из крестов.

Он указал на перекрещенные прутки.

Клетку отчислили от ржавчины, устроили ангелам новоселье. Настена насыпала в кормушку купленной Федором пищи, удивилась:

- Надо же! Манку едят.

Чугунков дернулся, подошел, макнул палец в пыльцу, лежавшую в надорванном самодельном пакете и убедился: манка и есть. Раздосадовался: объегорили его, как дурня – столько в магазине за полтинник можно взять. Настене ничего не сказал, смолчал.

Святой воды в доме не держали, плеснули ангелам обычной, кипяченой. Те не возражали.

- От кошки береги, - предупредил Чугунков Машку.

Но кошка рядом с ангелами держала себя умильно, не облизывалась, лапу к ним не совала.

Ангелы прижились.

Вели они себя смирно, чистили перышки, порхали с места на место, не галдели. В воскресенье, как донесся от церкви дальний благовест, встрепенулись и принялись петь: нежно, на несколько голосов. Федор встал послушать, дался диву: вот ведь выводят! Пели ангелы замечательно, как смычком по душе.

Однажды Федор вернулся и обнаружил клетку нараспашку. Кошка лежала на стуле, намывала пузо.

- Маха! Не уберегла? – рявкнул Федор.

- Не шуми, - вошла Настена. – Целы все.

Машка смеялась в соседней комнате. Чугунков заглянул: ангелы вились под потолком, крутились у пластмассовой люстры.

- Разлетятся – получишь от меня, - предостерег Чугунков дочку.

- Нет, пап, они умные, - не испугалась Машка. – Все понимают.

Ангелы пролетели над Федором, и на рукав ему упала капля.

- Ах, ты!..

Федор замахнулся, но Машка подскочила, обняла его за пояс, не дала любимчиков в обиду:

- Это они нарочно, от сердечности! Вроде как добро струят.

- Я им за такие струи…

Чугунков поднял рукав к носу, принюхался. Пахло тонко, душисто, лучше, чем из флакона, который он Настене подарил к восьмому марта.

- Экое… - начал было Федор и подавился словом. Помучался и выдал по складам невесть откуда пришедшее на язык: - Благо-раст-ворение.

Пятнышко истаяло на глазах, не оставив следа.

С тех пор ангелов выпускали все чаще и чаще. Те порхали по дому, но на улицу носа не казали. С Машкой они подружились, слушались ее – заливались не только по красным дням, а в любое время, как она просила.

У Федора так не получалось: ангелы улыбались ему, но его просьб попеть будто не понимали. И вообще: купить ангелов было делом легким, а содежать их оказалось хлопотно.

Выяснилось, что нравилась ангелам не одна лишь манка. Распробовали они глазурные пряники – особенно печатные, с начинкой, и вишневый пирог, и крыжовенное варенье.

Федор ругался, когда находил перышко, прилипшее к сладкому краю вазочки.

Настена ангелов защищала:

- Сам-то волосья в расческе на зеркале оставляешь. Сколько раз тебе талдычила! А это – твари чистые.

- Может, они в варенье ноги мочат? – огрызался Чугунков, гоняя ангелов газетой.

Те не обижались, уворачивались, а Настена стучала по лбу:

- Нашел, с кем воевать.

Впрочем, и у ангелов сыскалась причуда.

Встревожились они, когда Настена принесла в дом яблок. Сбились в стайку, присели на буфет, а как Федор взял мытое яблоко из миски и поднес ко рту, будто ума посходили: сорвались с места, стали чертить, точно ласточки перед дождем – низко, над самой головой. Проносились между рукой и лицом, обдавая ветром от крыльев и мешая. А едва Чугунков отгрыз кусок, раскричались жалобно и почти в глаза ему полезли.

Федор озверел, хотел бить их полотенцем, Настена еле его вытолкала. Ангелы метались по помещению, никак не могли успокоиться. С трудом угомонились.

- Я у себя в доме волен есть, что хочу! - возмущался Чугунков. – Не ворованное, полезное, с витаминами.

- Считай, что у них на яблоки аллергия, - уговаривала Настена.

К ангелам она на удивление привязалась.

- Выгоню, - ругался Федор, не желая отступать слишком легко. – Сам купил, сам избавлюсь.

Машка, услыхав, ударилась в слезы.

- Кто по пьяному делу чертей гоняет, а наш на трезвую голову с ангелами сцепился, - заметила Настена громко.

Федор только руками всплеснул.

Летом решили везти Машку к морю на две недели – деньги были. Настена с Машкой собрались, Федор остался: хозяйство не бросишь.

Машка и радовалась, и переживала одновременно: за ангелов опасалась.

- Не бойся, - успокаивал Чугунков. – Пригляжу. Со скотиной справляюсь, значит, и с ними справлюсь.

- За ними особый уход нужен, - ныла Машка.

Еле выпроводил.

Без семьи было, конечно, труднее – скучновато, и заботы на тебе одном, и свежего борща никто не варит. Но Федор держался.

В пятницу взял традиционную беленькую, настругал закуски, сел за стол. Ангелы здесь же уписывали ломоть медовика.

В обычные дни Настена составляла Федору компанию, а тут пришлось уговорить бутылку одному. Чугункову взгрустнулось и, чтобы поднять настроение, он вдогонку выставил на стол бражки собственного изготовления.

- Пить вы со мной не пьете, - вздохнул, обращаясь к ангелам. – Может, хоть споем вместе?

Ангелы зыркали на него и помалкивали.

Федор плеснул себе еще и упрекнул:

- Никакой от вас пользы.

Выпил и снова спросил:

- Так споем?

В одиночестве затянул что-то и умолк.

Обида подступила к Чугункову:

- Значит, есть-пить из моих рук можно? А песню поддержать – зазорно?

Федор рывком поднялся из-за стола:

- Раз так, сейчас я вам устрою изгнание из рая. В поте лица будете мыкаться. А ну, кыш!..

Ангелы взвились, как взлетали сизари в детстве Чугункова – свечой.

…Когда жена с дочкой вернулись, Машка, повисев на шее у Федора, в первую голову кинулась к своим любимцам. Не нашла их, позвала. Клетки в комнате тоже не было.

- А где они?.. Ангелочки?..

- Ну их, - нахмурился Чугунков. – Надоели. И неправильно это – с ангелами вместе жить. Чай, не в райских кущах.

- Выгнал? – заревела Машка. – Зачем? Они же хорошие!

- Ты что натворил? – набросилась на него Настена. – Одного оставить нельзя!

- Да живые, живые они! – не выдержал Чугунков. – Никуда не делись. Просто обособил я их чуть-чуть. Мы ж птицу да хрюшек в комнаты не пускаем? А ангелам от этого только польза вышла.

- Это как? – не поняла Настена.

- Пойдем, - скомандовал Федор.

Он поднялся на чердак. Настена и Машка полезли следом.

На чердаке было темновато, только в дальнем углу что-то светилось.

- Вот, глядите.

Под самой крышей, вверху, прилепилось гнездо – не гнездо: то ли плетень из желтых стеблей, то ли золотая решетка. Над сооружением поднималось теплое зарево, и горела вверху яркая точка – распушившая лучи звезда. Тихое пение доносилось из ангельской обители.

- Устроили там, понимаешь, собственное царствие небесное, - сердито сказал Федор.

Но настоящей строгости в голосе у него не было.

© zh_an